ДМИТРИЕВ: Добрый день, уважаемые радиослушатели, в эфире «Столицы FM» программа «Сухой остаток», меня зовут Олег Дмитриев. Сегодня тема для обсуждения важна, многогранна, я бы так сказал, и актуальна: мы будем говорить сегодня об инвестициях в lifescience, медицину и биотехнологии. Чуть позже мои гости, естественно, квалифицированно расшифруют, о чем идет речь. И сразу же я их представлю.
Сегодня в студии Артур Исаев, генеральный директор «Института стволовых клеток человека», добрый день, Артур…
ИСАЕВ: Добрый день.
ДМИТРИЕВ: …В студии Борис Майзель, руководитель инвестиционно-отраслевой конференции «Moscow Life Sciences Investment Day», добрый день, Борис…
МАЙЗЕЛЬ: Добрый день.
ДМИТРИЕВ: …И в студии Арсений Даббах, директор департамента «Корпоративные финансы» компании «RMG», добрый день, Арсений.
ДАББАХ: Добрый день.
ДМИТРИЕВ: Итак, не откладывая в долгий ящик, давайте сразу разбираться, о чем идет речь, прежде всего, наверное, да? И, ну, наверное, какую-то картину текущей ситуации надо обрисовать.
Начнем с вас, Артур.
ИСАЕВ: На самом деле, направление, которое связано с lifescience и с биотех, оно достаточно широкое и включает в себя много разных других поднаправлений.
Одно из них связано с биотехнологиями, с так называемым драг-девелопментом, когда открываются какие-то новые лекарства, затем они разрабатываются и внедряются в практическое здравоохранение. Это то, что называется драг-девелопментом и связано с биотехнологиями.
Есть значительный объем, который связан с контрактными услугами в этой области, с услугами контрактного производства биотехнологических препаратов, контрактных исследований, доклинических, клинических исследований. И это вот то, что в основном связано с биотехнологиями.
Есть направление, которое связано с разработкой различных методов лечения, терапии. Здесь много различных отраслевых спектров. Например, один из них, достаточно большой – это регенеративная медицина. Регенеративная медицина на сегодня считается одним из перспективных направлений, которое находится на начальном этапе, в котором могут быть отраслевые прорывы, прорывы в здравоохранении, и на нее возлагают достаточно большие надежды.
ДМИТРИЕВ: Артур, я хотел бы уточнить: на начальном этапе она в России находится, эта медицина, или…
Арсений Даббах
Арсений Даббах
ИСАЕВ: Нет, во всем мире. На самом деле, можно говорить о том, что какие-то первые данные появлялись и в начале прошлого века, и в середине прошлого века. Но вот как индустрия, как понимание того, что на сегодняшний день многие области, связанные с лечением заболеваний, и многие направления достигли каких-то пределов, появились новые вызовы, связанные с какими-то возрастными заболеваниями… Очень актуальным стал вопрос регенерации различных тканей, их восстановление именно после возрастных заболеваний, и, в общем-то, регенеративная медицина – это та часть, в которой специалисты видят возможности решения целого ряда вопросов в медицине.
Есть еще одно очень важное направление, которое, по моему личному мнению и по мнению многих специалистов, имеет перспективы, – это генная терапия. Генная терапия, с одной стороны, связана со знаниями людей о геноме человека, о том, какие гены какую роль выполняют, и о том, что многие заболевания, чуть ли не 99% заболеваний, имеют наследственный компонент. И вот этот наследственный компонент можно лечить, используя эти знания генетики, используя механизмы работы генома. Генная терапия тоже находится, в принципе, на начальном этапе. И на сегодняшний день, в общем-то, предполагается, что по генной терапии рынок исчисляется очень небольшими цифрами и может достичь 15 миллионов в пятнадцатом году, в двадцатом году, как предполагается, будет 1 миллиард – и, в общем-то, это все цифры относительно небольшие. Тем не менее, почему ожидают перспектив – поскольку те заболевания, которые лежат в фокусе лечения именно генной терапии, они очень серьезное влияние оказывают на экономику, они очень затратны для здравоохранения. Я приведу пример одного из первых геннотерапевтических препаратов. Вот четвертый геннотерапевтический препарат в мире «Glybera», стоимость курса лечения – полтора миллиона долларов.
ДМИТРИЕВ: Далеко не всем по карману, да.
ДМИТРИЕВ: Сопоставимые, как минимум, да?ИСАЕВ: Это с одной стороны. С другой стороны, если оценить, сколько тратит здравоохранение на лечение этих пациентов в течение жизни, это цифры…
ИСАЕВ: Даже больше. А если еще учесть, что эти люди выпадают из ВВП и так далее, то, в общем-то, вся эта экономика – это цифры.
Есть значительная часть, связанная с healthcare, это уже ближе к здравоохранению, здесь тоже есть очень много интересных возможностей для инвесторов. И они как в области практического здравоохранения и медицины, новых сервисов каких-то, так и в области IT. То есть очень большой объем потенциальных возможностей находится в области IT, связанных с телемедициной, связанных с различными дистанционными консультациями пациентов и многими-многими другими сервисами, которые улучшают и делают эффективней процесс взаимодействия врачей с больным, процесс профилактики заболеваний.
Большая объем и большая отрасль – это тестирование и диагностика. Это тоже огромный объем, который уже имеет на сегодня существенный рынок. На этом рынке сейчас появляются новые методы диагностики, связанные с иммуноферментным анализом, связанные с различными генетическими тестами на основе секвенирования нового поколения и многих-многих других технологий. Эти технологии дают возможность, во-первых, точно ставить диагноз, во-вторых, появляются сервисы с использованием этих технологий, которые могут предупреждать некоторые заболевания. Они нацелены, например, на раннее выявление онкологии, на раннее выявление на этапах беременности каких-то наследственных заболеваний. То есть тут достаточно широкий тоже спектр возможностей.
Ну, вот, наверное, то, что я хотел в основном подчеркнуть. Возможно, я что-то упустил, и коллеги здесь добавят.
ДМИТРИЕВ: Я хотел бы Борису сразу задать вопрос.
Очень часто в выступлении Артура звучало слово «новое». Понятно, что мы живем в век высоких технологий, и в какой-то степени это объяснимо. Но, с другой стороны, чтобы это новое стало, ну, не хорошо забытым старым, а как минимум естественным для сегодняшнего дня, нужно об этом рассказывать. И вы как руководитель конференции – мне бы хотелось, чтобы вы поподробней о ней рассказали, об этом событии. Кто основные участники этой конференции, на кого она рассчитана, собственно, и какие задачи она ставила? Расскажите.
МАЙЗЕЛЬ: Ну, действительно, новое – это понятие относительное, как говорят, новое это хорошо забытое старое.
На самом деле, конференция действительно уникальна, уникальна она тем, что впервые проводится мероприятие такого формата в России. Это не совсем конференция, там есть две части. Одна часть – пленарная сессия, она больше рассказывает о том, как быстро войти в курс дел отрасли инвесторам. А другая часть – это презентация компаний. И это, наверное, самое важное, потому что мы постарались работать на стыке интересов, с одной стороны, компаний, которые ищут инвестиций, с другой стороны – инвесторов. И наша задача, с одной стороны, это привлечение большого количества компаний, с другой стороны – привлечение инвесторов, инвесторов разного класса.
Но самая, наверное, важная часть, которую хотелось бы отметить, – что нам, конечно, приходится делать адову работу, связанную с необходимостью найти проекты в России, что очень сложно. Да, есть известные фонды, у которых уже есть портфельные как бы компании, но есть компании, которые просто реально надо вытягивать, выискивать, как, не знаю… Ну, в общем, это очень сложная процедура. И нам, в принципе, это на сегодня удалось. Учитывая, что сейчас апрель месяц, а мы имеем около 130 заявок уже, бо́льшая часть инвесторы, и они каждый день поступают, новые заявки, я думаю, что процесс регистрации идет достаточно успешно.
ДМИТРИЕВ: Ну, 130, да, действительно, это уже внушительное количество. А почему, в чем проблема, что, действительно, надо искать, вытягивать? Инициатива самих компаний в данном случае не логична разве, если есть некая идея, и вот человек или компания ищет финансирования?
ИСАЕВ: Я здесь, если можно, скажу свое мнение.
ДМИТРИЕВ: Да, конечно.
ИСАЕВ: С одной стороны, для нас, там, для России в целом, с двух сторон, то есть со стороны участника, со стороны рынка, это относительно новое направление.
ДМИТРИЕВ: Опять слово «новое».
ИСАЕВ: Слово «новое» связано с тем, что раньше у нас шел несколько по-другому процесс разработок и их внедрения, и после девяностых годов мы перестроились на общемировые тренды, связанные с необходимостью разрабатывать и привлекать это финансирование теми способами, которые используются во всем мире. И у нас здесь вот этот networking, то есть вот эта коммуникация между стартапами, проектами, инвесторами, инвестиционными банками – это находится на начальном этапе.
ДМИТРИЕВ: То есть вы просто не освоили еще этот процесс, да?
ИСАЕВ: Не освоили, и большое количество проектов находится на ранних этапах. Если взять и посмотреть, как у нас к этому подходит государство, то у нас озаботились на каком этапе тем, что это направление надо развивать. Инновации в том числе в областях lifescience, биотехнологий, здравоохранения – это одни из ключевых инноваций, с помощью которых развивается экономика. И для того чтобы они развивались, необходимо, чтобы значительная часть инвестиций, которые идут на начальных этапах, осуществлялась за счет грантового финансирования, государственного финансирования. И было создано определенное количество институтов развития: это «Сколково», «Российская венчурная компания», это «РОСНАНО» и различные программы формата 2020. И за последние годы это все происходило на наших глазах, очень серьезные средства были государством в это направление инвестированы. Но надо понимать, что это ранние этапы все.
В общем, появилось какое-то количество коллективов, разработок, которые на начальных этапах получали государственную поддержку. И вот в том или ином виде они сейчас появляются на рынке. Но теперь им руку должны протянуть другие инструменты финансирования, и, по сути дела, они должны перейти на новые этапы, которые связаны с венчурным капиталом, которые связаны с институциональными инвесторами, с публичными размещениями и так далее.
ДМИТРИЕВ: То есть они должны выйти на рынок как минимум, да?
ИСАЕВ: Да. И здесь сложность в том, что вот эти наши участники как с одной стороны, так и с другой, по моему мнению, они имеют достаточно мало опыта в коммуникациях и во внедрении этих разработок. Но вот здесь, я думаю, Арсений больше скажет…
ДМИТРИЕВ: Безусловно, сейчас как раз Арсению слово.
ИСАЕВ: …Со стороны как бы инвестиционных банков, их видение. Ну а мне, как стороне разработчика, это видится таким образом.
ДМИТРИЕВ: Понятно… Арсений?
ДАББАХ: Ну, прозвучало ключевое слово – рынок. Россия – это огромный рынок вот именно в области lifescience. Как в области фармацевтики, в области устройств для здравоохранения, то есть в области оборудования, так и потенциально интересный рынок сбыта и в различных дополнительных областях lifescience. Вот к словам Артура можно добавить часть биотехнологических разработок, которые применяются в сельском хозяйстве. Мы часто биотехнологии ассоциируем исключительно с фармацевтикой, а здесь у нас тоже есть колоссальный потенциал. Так вот, у нас, если сложить все эти рынки вместе, это десятки миллиардов долларов. И на уровне фармацевтических компаний, «большой фармы», здесь уже большинство западных компаний присутствует и работает.
Касательно инноваций – и вправду, у нас это область достаточно молодая, даже в каком-то смысле не до конца развитая, здесь присутствуют исключительно государственные деньги, и только-только стали появляться частные фонды. Мне очень приятно, что сейчас начинается какое-то оживление на этом рынке. И то, что проводится такая конференция, впервые, показывает, что есть спрос, есть первые ростки частного капитала. И я убежден на сто процентов, что только частный капитал позволит выйти на этот рынок. Государственные деньги иногда бывают неэффективны. Мы все великолепно, что в таких случаях денег вливается масса, а до рынка они иногда не доходят или не помогают молодым компаниям вырасти, коммерциализировать разработки и так далее. Плюс, естественно, дополнительные сложности – это привлечение западного капитала. Мы понимаем, что у нас сейчас сложное время. Тем не менее, здесь активно работают большие фармацевтические компании, и задача – привлечь больше внимания к этому сектору. На мой взгляд, это очень правильно, потому что этот сектор растет двузначными цифрами зачастую, то есть в различных направлениях там надо смотреть. Но вообще это очень перспективный и большой рынок
ДМИТРИЕВ: Борис, главная задача – привлечь внимание, как было сказано. Я так понимаю, одна из задач вашей конференции – это как раз привлечение внимания, да?
МАЙЗЕЛЬ: Вы знаете, да, учитывая, что это первая конференция, в мире они проводятся регулярно, их много, в России это впервые, я считаю, это очень важная задача – привлечь внимание к этому сектору. По нескольким причинам.
Наверное, самая главная причина в том, что здоровье – это ценность глобальная, и грипп он, как говорится, и в Африке грипп. Поэтому любое средство, которое найдено в России для лечения чего-либо, – это средство помощи людям во всем мире. И те успехи, которых добывается «ИСКЧ», например, на рынке геннотерапевтических препаратов, они пока говорят, ну, я думаю, Артур дальше сам расскажет об этом, о том, что в России очень большие перспективы и в случае экспорта, а не только импорта, технологий.
Второй момент, который важен, для которого мы делаем конференцию. Мы проводили опрос инвесторов перед конференцией и выясняли, что их волнует, хотят ли они вообще проведения этой конференции. И я могу сказать, что мы выяснили много интересных вещей. Например, мы выяснили, что многие инвесторы очень этим интересуются, но у них совершенно нет никакого понимания отрасли, того, как в нее войти, как выйти, как вести проект.
Следующий очень важный момент, на который я бы хотел обратить внимание. Я разговаривал с одним западным крупным банком, скажем так, и они сказали, что они устали от компаний с государственным участием. И те компании, которые инвестируют в энергетику, в ресурсы, они считают, что права миноров там находятся, ну, в другом состоянии. И сегодня им интересны проекты новой России, вот они так это называют – проекты новой России. Я считаю, что проекты в области lifescience, биотехнологий – это проекты новой России, и здесь, конечно же, надо к ним привлекать внимание.
Еще есть один момент, наверное, очень важный. Дело в том, что проекты в области lifescience и биотех требуют немножко других денег. То есть если обычно войти мы можем с вами и вернуть деньги через год, то для тех, кто входит в lifescience и биотех…
ДМИТРИЕВ: Ну, это существенно с точки зрения инвестора.
ДАББАХ: Да, и здесь можно добавить. То, о чем сказал Борис, это очень важный момент, потому что в lifescience инвестиционный цикл где-то в 2 раза, а то и больше, чем в каких-то инвестиционных проектах из других секторов. То есть это надо понимать. Если мы говорим про какой-то фармацевтический препарат, то это 13 лет и полтора миллиарда долларов. Вот такая метрика…
ДМИТРИЕВ: Да, такой порог входа, что называется.
ДАББАХ: Да. Ну, это как бы от идеи до уже коммерческих продаж. Естественно, срок внедрения каких-то препаратов может быть чуть короче, но, тем не менее, это очень длинные деньги. В России, к сожалению, длинные деньги очень тяжело найти. Иногда бывает много денег, но они очень короткие. И вот институциональные длинные деньги – это, конечно, проблема для всех отраслей, но для lifescience, для медицины, для биотехнологий это особенно важно.
ДМИТРИЕВ: Борис, вы упомянули о мнении банкиров, которые устали от одних проектов и жаждут проектов новой России. Но, тем не менее, я думаю, что в нынешней ситуации банкир на длинные деньги особо не соглашается.
МАЙЗЕЛЬ: Вы понимаете, я думаю, все-таки Артур об этом лучше расскажет…
ДМИТРИЕВ: Хорошо.
МАЙЗЕЛЬ: …Я только прокомментирую один очень короткий момент. Дело в том, что это миф, будто выход инвестиций в биотехнологиях занимает много времени. Есть проведенные на эту тему исследования: как правило, IPO в биотехе происходит раньше, чем в сфере IT. Есть исследования на эту тему, это не миф. Более того, я могу сказать, что компании, которые выходят на биржу NASDAQ, он не имеют выручки. А при этом они проводят хорошие, успешные размещения.
Ну, я думаю, что тут Артур лучше расскажет.
ИСАЕВ: Да-да-да, вот те данные, которые мы с Борисом сегодня обсуждали… например, есть данные о том, что в период с 2000 года по 2010 год в сфере биотеха в 8% случаев биотехнологические компании за этот период заработали, там, порядка 500%. При этом таких компаний из области IT было порядка 4%.
Но я хочу сказать, наверное, о другом аспекте. Существуют определенные такие мемы – они отчасти справедливы, а отчасти не очень. Все дело в деталях, как говорят.
ДМИТРИЕВ: Ну, деталей-то мы и не знаем, поэтому мы подвержены…
ИСАЕВ: Да. Правда ли, что разработка и внедрение препарата стоит, там, полтора миллиарда?
ДМИТРИЕВ: Да, вот Арсений только что озвучил эту сумму, совершенно верно.
ИСАЕВ: Да, это озвучил Арсений, об этом же говорят многие компании, очень часто об этом говорит Big Pharma. Ну, смотря на то, как считать. То есть если считать со стороны Big Pharma, то, наверное, это так, то есть разработки фармацевтических препаратов обходятся в полтора миллиарда.
На самом деле здесь есть многоуровневая возможность подсчета рисков. Если мы говорим про самый начальный этап, когда нашли каких-то 10 разных молекул, которые развивают, вот здесь риск того, что эта молекула не дойдет до рынка, он очень высок – 90%. И лишь 10% из них доходит до рынка.
ДМИТРИЕВ: Итак, друзья, продолжаем наш эфир, «Сухой остаток» на «Столице FM». Я напомню, тема сегодняшней беседы – «Инвестиции в lifescience, медицину и биотехнологии». И у меня в гостях Артур Исаев, генеральный директор ОАО «Институт стволовых клеток человека», Борис Майзель, руководитель инвестиционно-отраслевой конференции «Moscow Life Sciences Investment Day», и Арсений Даббах, директор департамента «Корпоративные финансы» компании «RMG».
Продолжаем. Математика разная получилась у нас, да?
ИСАЕВ: Ну, математика разная, но, в принципе, в этих словах есть правда. То есть для экономики это обходится, да? Для конкретного инвестора – наверное, нет.
ДМИТРИЕВ: Совершенно верно, инвестор он не в материале, как Борис правильно сказал, инвестор воспринимает эту возможность, оценивая сразу риски скопом, да? То есть он говорит, что максимум, на что я должен быть готов, это полтора миллиона – и сразу у него другое отношение.
ДАББАХ: Да, давайте, такая у нас дискуссия небольшая.
ДМИТРИЕВ: Ага.
ДАББАХ: Конечно, как я сказал, это экстрим определенный.
ДМИТРИЕВ: Безусловно.
ДАББАХ: И в lifescience в некоторых областях, допустим, в оборудовании, в каких-то медицинских устройствах, вообще, инвестиционный цикл может быть намного меньше. То есть реально это могут быть 2, 3, 5 лет, 7 лет и так далее. Плюс, как правильно заметил Артур, 10 или 15 лет, вот весь этот длинный цикл для инвестора – не всегда необходимо находиться на протяжении всего этого цикла. Инвестор может участвовать на более поздней стадии и потом продать свою долю в компании кому-то дальше, кто будет развивать и будет капитализировать этот проект. Также верно, что есть IPO, когда продаются проекты, еще вообще не имеющие никаких продуктов готовых.
Допустим, в начале этого года, буквально за полтора месяца этого года 90 компаний из сферы биотехнологий разместились в Соединенных Штатах на бирже NASDAQ. И средняя капитализация вот такой компании, которая без выручки, еще даже не имеющая каких-то точных данных по тому, как будет выглядеть препарат, составляла около 90 миллионов или около того. То есть это десятки миллионов. То есть компания вообще на нуле – то есть это лаборатория, это несколько человек, это запатентованная какая-то формула, молекулы. Поэтому здесь и да, и нет, но потенциал большой, разные направления, как я сказал.
В России очень мало было частных таких историй, и мне очень приятно находиться в одной студией с представителем компании, которая показала такую успешную историю. В России на самом деле не хватает таких success story. «Институт стволовых клеток человека» была первой компанией после кризиса 2008 года, которая разместилась и сделала выход. Нам необходимо показывать вот эти красивые истории, которые на самом деле демонстрируют доходность, эффективность вложений в этот сектор. И мне кажется, как западные коллеги, так и в большей степени российские, наши инвесторы, внутренние, на которых, наверное, и нужно в большей степени ориентироваться, должны понимать, что, во-первых, на этом можно заработать, во-вторых, это всегда еще и дополнительная такая социальная инвестиция. Многие о втором моменте забывают, но вот для меня это на самом деле очень важно. Когда инвесторы вкладываются в проекты, многим из них легче вложиться в некую социальную проблему, там, в лечение какого-то заболевания либо в продление жизни. Многие крупные бизнесмены даже специально создают благотворительные фонды именно для решения этих задач – там, продление жизни, комфортное выздоровление или решение каких-то медицинских задач.
Поэтому здесь мы в каком-то смысле сторонники, да?..
ДМИТРИЕВ: Безусловно, коллеги в этом смысле, надо дифференцировать… Артур, я хотел бы уточнить…
ИСАЕВ: Да, мне понравилась мысль.
ДМИТРИЕВ: О социальной составляющей?
ИСАЕВ: Да. Действительно, если будет стоять выбор между возможностью заработать деньги на алкоголе или на сигаретах…
ДМИТРИЕВ: Вы выберет алкоголь!
ИСАЕВ: …Нет, с одной стороны, а с другой стороны – на чем-то, что даст как бы кому-то жизнь и улучшит качество жизни, то, безусловно, как мне кажется, это действительно серьезная такая социальная составляющая.
ДМИТРИЕВ: Безусловно. Это мотивация, безусловно.
Я хотел бы уточнить. Вы размещались на Московской бирже против примеров, которые поехали на NASDAQ. Вот здесь тоже – чем это было обусловлено?
МАЙЗЕЛЬ: Поскольку мы, в общем-то, компания российская…
ДМИТРИЕВ: Но, как я понимаю, примеры Арсения тоже среди российских компаний?
ДАББАХ: Нет, это, конечно, в основном…
ДМИТРИЕВ: Все-таки Запад?
ДАББАХ: …Да, компании американские. Мы говорим просто про то…
ИСАЕВ: Про рынок.
ДАББАХ: …Да, про рынок в целом.
ИСАЕВ: Я бы хотел сказать, что здесь действительно есть разные условия, разные рынки, есть очень много нюансов, и если мы начнем сравнивать потенциальный объем профессиональных инвесторов в России, в Европе или в Соединенных Штатах…
ДМИТРИЕВ: Лучше не сравнивать, да.
ИСАЕВ: …Да, то он совсем разный. Связано это с тем, что, например, первый бум в области биотехнологий произошел в США в 70-80-е годы, когда изобрели эритропоэтин, когда появились такие гранды биотеха, как «Amgen» и другие подобные компании, и там появилось огромное количество инвесторов, которые понимают весь этот процесс от начала и до конца, там появились инвестиционные банки, профессионально специализирующиеся на биотехе, например. В Европе их тоже есть определенное количество, но уже значительно меньше.
В России их почти нет. Связано это, в общем-то, с молодостью нашего рынка и нашего направления, с одной стороны. С другой стороны, существует фактор размера рынка. Поскольку инвестор, вкладывая в разработку, вкладывая в какой-то проект, в конечном итоге вкладывает в тот рынок, который будет иметь этот проект и эта компания в будущем. Эти рынки тоже разные, и поскольку у нас объем финансирования здравоохранения определенный, растущий, но не большой пока… То есть в Европе он больше, а в Соединенных Штатах он номер один в мире. И стоимость продуктов здравоохранения тоже очень серьезно отличается. Что это означает для инвестора? Это означает, что компания, которая ориентируется на рынки, имеет очень связанные с рынком перспективы. И тогда получается так, что самые перспективные рынки там, где большой оборот вот всех этих лекарств, там, и так далее.
ДМИТРИЕВ: То есть получается замкнутый круг такой.
ИСАЕВ: Да, это с одной стороны. Но есть другая сторона, и она связана с тем, что компания – это люди, прежде всего. То есть, кроме разработки, интеллектуальной собственности, это люди, это команда. И вот нам, например, эту команду, которая является, наверное, центром наших ценностей, то есть которая может генерировать новую интеллектуальную собственность, которая может вести ее девелопмент и доводить до рынка, нам эту команду посчастливилось создать в нашей стране именно. Соответственно, для нас российский рынок был значительно более доступным. То есть общение с инвесторами и так далее. На том этапе это было действительно так.
И на самом деле мы получили огромную поддержку, уникальную поддержку о стороны инвесторов. И эта поддержка, в общем-то, привела к тому, что компания в секторе РИИ… Как вы знаете, в девятом году был создан сектор – Рынок инноваций и инвестиций. И мы были первая компания, которая там размещалась. Мы не очень понимали тот момент, что это такое, зачем это. Ну, какая разница, в каком секторе мы будем торговаться? Но была действительно некоторая поддержка со стороны Московской биржи, со стороны «РОСНАНО». В чем она заключалась? Она заключалась в организации доступа к инвесторам, в возможности с ними общаться.
Мы действительно очень активно общались с инвесторами, и получились уникальные результаты. То есть мы, в общем-то, были очень скромные, сделали размещение, получили на нашем небольшом объеме размещения где-то 300 с лишним инвесторов по подписке. А в последующие дни, в течение месяца цена торговалась в три раза выше, дневные обороты были сопоставимы с капитализацией и равны капитализации в некоторые дни, и количество торгующих счетов было там порядка 4 тысяч. О чем это говорит? Это говорит о большом отложенном интересе, который существует на рынке у потенциальных потребителей.
Здесь речь идет не о профессиональных инвесторах и инвестиционных банках. Но в конечном итоге именно те инвесторы, которые покупают эти бумаги, их интерес, социальный компонент этого интереса, о котором говорил Арсений, он, безусловно, должен поддерживать.
Мы разместились, действительно, это была возможность, привлекли деньги. Но, честно скажу, существует определенное мнение, что если бы мы это делали, там, с другими, с более профессиональными инвесторами, нам бы удалось получить бо́льшую капитализацию на размещении.
ДМИТРИЕВ: А инвесторы эти более профессиональные – это те, что за границей?
ИСАЕВ: Да. Они понимают, что и зачем они покупают, они могут оценить те этапы и события, которые происходят в компании. Ведь это очень важный момент, что у компании есть некоторые особенности. Например, компания прошла первую фазу, и выяснилось, что препарат безопасный – это дисконтирует, в общем-то, риски по-другому. Или компания прошла вторую фазу, или зарегистрировала препарат. Это означает, что есть данные о безопасности и эффективности препарата.
По сути дела, наверное, все равно, где развивать биотехнологические продукты и оборудование, на российском рынке или на китайском. Важно, чтобы этот продукт был доступен по возможности на других рынках, и важно, чтобы он был защищен как интеллектуальная собственность. И если у компании появляется возможность доступа к другим рынкам, то ее оценка, оценка ее активов, ее интеллектуальной собственности становится совершенно другой.
Поэтому вот эти все нюансы – о них должны знать инвесторы, и вот это вот обучение оно придет с опытом работы. И вот та конференция, о которой говорил здесь Борис, она, собственно говоря, и носит такие цели – цели диалога и понимания для инвесторов. То есть чтобы у инвесторов было больше информации об отрасли, о возможностях и так далее. А компании в России, в общем-то, есть, и мы в рамках работы и предположения создания корпоративного фонда просмотрели порядка 70 компаний, немного более. Есть очень интересные проекты, которые нацелены исключительно на российский рынок, есть проекты, нацеленные на рынок глобальный и ничем не уступающие. Весь вопрос в том, что было бы хорошо, если бы у нас здесь работал еще рынок капитала.
ДМИТРИЕВ: Да, это вопрос… Вопрос, Арсений.
ДАББАХ: Опять ко мне, да?
ДМИТРИЕВ: Ну, поскольку речь зашла о капитале, все-таки у нас специалист сегодня именно по этому вопросу – что надо сделать, чтобы здесь работал рынок капитала? Хотя, конечно, эти вещи многократно проговаривались уже.
ДАББАХ: Ну, безусловно, то, что было сказано уже: надо, во-первых, показать, что из себя представляет рынок. То есть некая транспарентность, вот это модное слово, она должна присутствовать. Тогда люди понимают, кому можно доверить деньги, во что можно вложить деньги, каким будет срок инвестирования и так далее. Вот эти базовые вещи нужно показать инвесторам. Нужно показать первых смелых, которые уже осуществили какие-то инвестиции. В том числе вот Артур сказал, что они планируют создание корпоративного фонда, мы собираем тоже фонды, ориентированные на медицинские импланты, на медицинские устройства, создаем. То есть мы верим в этот рынок. И хочется поделиться вот этими первыми шагами, опытом. Наша компания тоже инвестировала и в биотехнологии, и в широком смысле в lifescience, во всевозможные продукты, в том числе и потребительские. Поэтому вот это, как мне кажется, важно.
Во-вторых, нам очень важно показать, что команды, которые присутствуют в России, делают тут свои разработки, они могут делать аналогичные продукты или даже лучше, чем на Западе. Это тоже надо знать. Многие профессиональные инвесторы об этом не знают, а те люди, которые просто торгуют у себя дома через компьютер…
ДМИТРИЕВ: Тем более не знают.
ДАББАХ: Да. Ну, вот такие, наверное, какие-то базовые вещи, с этих вещей надо начинать и больше агитировать частный капитал входить на рынок.
Конечно же, нам помогло бы, если бы государство разрешило инвестировать длинные деньги, пенсионные деньги или если бы страховые компании, банки начали бы в венчурную сферу аллоцировать какую-то часть капитала, как это происходит на Западе. У нас, к сожалению, пока законодательно это невозможно. Но в ближайшее время ожидаются изменения. Поэтому мы очень надеемся на то, что вместе с этими изменениями, помимо доступа к длинным деньгам, к пенсионным, к страховым и так далее, придут еще и частные деньги. И придут частные управляющие компании, которые смогут профессионально инвестировать и управлять развитием проектов в биотехнологиях, в медицине…
ДМИТРИЕВ: Но все-таки я предположу, что у частных компаний есть желание это делать, но у них по разным причинам нет для этого возможностей просто пока таких, законодательных или каких-то иных, да?
ИСАЕВ: Нет, законодательные возможности есть, но и есть определенные специфические риски российские. Ну, специфические риски есть во всем мире в этой отрасли. Например, если мы говорим о регенеративной медицине и о генной терапии, то, допустим, в регенеративной медицине с 2006 года в Европе и в Соединенных Штатах было достаточно жесткое регулирование из-за опасности того, что эти технологии имеют повышенные риски. Вот как-то в 2001 году Буш запретил за счет государственных денег финансировать часть исследований, связанных со стволовыми клетками. Ну, вот по религиозным соображениям он так решил. После этого общество там как-то пересмотрело это все. Ну, какого-то жесткого регулирования, каких-то запретов не было, но, соответственно, завышенные требования к тому, как проводить исследования, они сделали свое дело. И пара коллег из западных фондов западных как-то жаловались, что за период с 2005-2006 годов по 2013 год на рынке появилось всего-навсего, там, три продукта, связанных с регенеративной медициной. И это, в общем-то, большая проблема, поскольку этим фондам и компаниям значительно сложнее вести девелопмент, привлекать деньги.
Но, уже начиная с прошлого года, в мире происходят изменения, поскольку все эти сложности оценили в Соединенных Штатах, в Европе, в Японии. Например, в Японии уже с конца прошлого года действует некая ускоренная процедура регистрации, когда, там, после второй фазы клинических испытаний уже можно внедрять продукты клеточной регенеративной медицины. И в Америке это начало происходить.
У нас с запозданием появились определенные запреты, и с 2010 года, например, у нас полностью отменили все законы, регулирующие регистрацию клеточных технологий. И вроде как ничего не запрещено, но и любая компания, которая привлекает капитал, не находя вот эти регуляторные возможности, она боится.
ДМИТРИЕВ: Опасается, конечно.
ИСАЕВ: И вот надеются, что какой-то закон, какое-то понимание здесь появится в ближайшее время.
Поэтому существуют, конечно, специфические вещи, существуют особенности, связанные с тем, как регистрируются препараты, а они регистрируются по-разному. И больше рисков у нас, потому что Минздрав может что-то остановить, исходя из некоторых особенностей. Но я считаю, что они все решаемые. Тут очень сильно команды зависят от экспертизы. То есть нам, например, несмотря на все сложности, удалось зарегистрировать и провести все клинические испытания геннотерапевтического препарата, который имеет хорошие перспективы в России. А в Америке рынок вот этих заболеваний – порядка 12 миллиардов. То есть мы планируем в ближайшее время идти туда, но это совсем другая картина, другая регуляторика, которую предстоит освоить. И, собственно говоря, здесь компании должны быть готовы к этим сложностям.
ДМИТРИЕВ: Спасибо, что нашли время… Вам, уважаемые слушатели, спасибо за внимание, всего хорошего, до свидания
Источник
